День Победы: и вновь продолжается бой?

Псевдоисторический и многократно опровергнутый учеными бред о Великой Отечественной войне стал уже неотъемлемой частью современного медийного ландшафта. В определенных политических и культурных кругах давно считается хорошим тоном еще раз запустить мифологему про одну «винтовку на троих», «миллионы изнасилованных немок», «победу вопреки преступному руководству Сталина», «Жукова-мясника». Дополнительно Министерство культуры активно выделяет деньги на всевозможные «великие фильмы о великой войне», которые невозможно смотреть даже в качестве цитат на ютуб-обзорах.

 

Если «шедевры» типа «Утомленных солнцем», «Т-34», «На Париж» считать «великим кино», то это значит, что на официальном уровне «Баллада о солдате» задвинута в дальний угол. С Днем Победы! И все это — на фоне бодрой патриотической патетики. Поэтому многие в России, особенно молодые люди, уже давно испытывают когнитивный диссонанс и ищут хоть какую-то какую-то мировоззренческую опору. И в этом им помогают учителя.

Я никогда не обратила бы внимание на текст, который хочу здесь с вами обсудить. Он напоминает очередную перестроечную чернуху, совсем не оригинальную. Но этот текст – продукт интеллектуальных изысков учителя истории, человека, который формирует у подрастающих ребят мировоззрение, восприятие прошлого и, как ни странно, образ будущего нашей страны.

На ресурсе «Мел» журналистка беседует с историком Тамарой Эйдельман, которая проработала в школе 30 лет. Опытный педагог, она делает заявления, расходящихся не только с документами, но и со здравым смыслом. (https://mel.fm/slovo_pedagoga/2074593-talk_about_war?utm_source=fb&utm_medium=share&utm_campaign=ya-ochen-seriezno-otnoshus-k-istorii-vtor )

Общее впечатление такое, что Тамара Эйдельман опирается в своих выводах, кроме своих субъективных представлений о Великой отечественной войне, на ложные данные, вшитые Солженицыным в скандально известный «Архипелаг ГУЛАГ», а по сути,  на художественное произведение, в котором всегда остается место для разных «творческих» измышлений и искажений. Впрочем, о своих идеологических ориентирах Эйдельман упоминает прямым текстом.

Итак, интервью начинается с беспомощного лида, в котором журналистка сообщает: «День Победы — важный день для всех нас. Кто-то воспринимает его как повод побряцать оружием и повязать ленточку, другие считают, что это день скорби». Понятно, да? Вас уже вводят в ложную дихотомию:или ты будешь «бряцать», как «квасной патриот», или  «скорбеть», как все совестливые интеллигентные люди. Но почему нам нужно себя загонять в одну из  этих крайностей?  Третьего не дано? День Победы – всегда был праздником сложной символики и сложного содержания. Это и радость от осознания Победы (я отлично помню воспоминания бабушки о том, как радовались люди сообщению о безоговорочной капитуляции фашистской Германии), и боль от утраты близких. Отпраздновать Победу и помянуть не вернувшихся с войны – эти составляющие не разделялись и были в сознании советских людей абсолютно органичными.

Кстати, анализируя  это интервью, я не буду забивать свой текст ссылками на документы, так их несложно найти. Я предлагаю разобрать его с точки зрения элементарного здравого смысла.

Итак, сначала Т. Эйдельман говорит о «затирании»  образа Великой отечественной войны в СССР . Вот ее доводы: «В каждой школе обязательно должен был быть музей боевой славы, и какие-то были хорошие, какие-то — абсолютно бессмысленные. К детям стали в обязательном порядке приходить ветераны. Кто-то заметил: сначала тех, кто пришел с войны, называли фронтовиками. Потом постепенно слово «фронтовики» стало отмирать, появилось слово «ветераны». Все больше на первый план стали выходить те, кто не был на фронте. Словом «ветеран» можно назвать любого человека, который имел хоть какое-то отношение к войне».

Итак, получается,  учитель истории не понимает, зачем нужен музей боевой славы в школе? А вот  зачем Ельцин-центр в Екатеринбурге, видимо, всем понятно и не требует разъяснений? Музей – это сохранение и передача памяти, в данном случае, памяти  о величайшем событии в истории нашей страны, да и всего мира. Пусть это маленькая сельская школа, но музей, посвященный ВОВ, не может быть «бессмысленным» по определению! Пусть там пара открыток и патрон, но это память о войне, это то, что нужно помогать детям осознать с раннего возраста, если мы считаем, что Великую Отечественную войну забывать нельзя. Тамара Эйдельман так, судя по всему,  не считает.

Ну, а далее – излюбленная манипуляционная подмена: противопоставление «настоящих» ветеранов и «ненастоящих». А вы их, простите, по какому принципу делите? Кто в окопе сидел, тот молодец, а кто не сидел, тот, вообще, никто? Можно понять соревнование, существующее  между различными родами войск, в среде самих военных. Из своего окопа, оно, конечно, виднее, кто главнее. Такие споры присутствуют в любой профессии. Помните, как в романе В. Богомолова «Момент истины» разговаривают капитан СМЕРШ и капитан из комендатуры, который 3 года «на передке», и как он презрительно отзывался о работе контрразведки?

Но мы люди штатские, еще и обладающие постзнанием, и здравый смысл подсказывает, что солдату на передовой нужны патроны, нужна еда, обмундирование. Этим его снабжают тыловые интендантские службы, это серьезнейшие логистические задачи, которые решаются в тылу. Я уже не говорю о работе той же военной контрразведки, потому что вражеской резидентуры в частях Красной армии никто не отменял. Да, эти люди не стреляли из окопов, не участвовали в атаках, но они сделали все, чтобы это смогли сделать другие. Да, были единичные  «тыловые крысы», которые общую беду воспринимали как повод к личному обогащению, но и на передовой были подобные, из которых формировали РОА.

Какое право имеют последующие поколения, не разобравшись, вешать ярлыки. Да, по восприятию войны для многих танкист и водитель полуторки – это разные люди. Но они заслуживают равного уважения и благодарности. Как и звания «ветеран», или «фронтовик».

Следующий пункт связан с предыдущим: «У моего дедушки было много орденов и медалей, и, когда это глобальное празднование началось, я не понимала, почему он свои медали не носит. А он не хотел. Надел только после долгих уговоров. У реальных фронтовиков такое было».

Боже мой, почему один субъективный личный пример возводится в ранг истины? То есть сейчас люди, дедушки которых носили ордена, встречались с однополчанами у Большого театра в Москве, должны подумать: «Мой дед не фронтовик, а показушник!»  И неважно, что ордена эти заслуженные, и носить их почетно, и травма, нанесенная войной, в какой-то момент, на короткое время закрывалась радостью и гордостью от осознания выполненного долга. Нет-нет, Тамара Эйдельман точно знает, как ведут себя настоящие фронтовики. А то, что у каждого своя война, и каждый переживает ее по-своему – мелочи. Если ты фронтовик, спрячь медали и скорби.

«Год за годом они приходили с официальными, совершенно одинаковыми словами. И очень редко они говорили что-то человеческое и понятное. Понятно, что детям рассказывать про тот ужас, который был, мало кто захочет, поэтому рассказывали в основном какие-то официальные вещи. И у меня ощущение, что война стала превращаться в какое-то общее место. Она девальвировалась», — сетует Тамара Эйдельман.

Да, действительно, детям всего не расскажешь. Да и не нужно. Тут я с учителем истории соглашусь. Но почему обязательно ставить презрительный штамп «официальный»? Почему в голове учителя истории, который понимает, что детям всего не расскажешь, не возникает мысли, что ветераны прекрасно понимали, с какими целями их приглашают в школы. — В первую очередь, с воспитательными. И они воспитывали, как могли, и говорили то, что считали нужным рассказывать, что считали главным. А главным считался подвиг, а не нытье про плохого Сталина, бездарное руководство и пр. Да, может быть, в обычной беседе, с близкими людьми, он и скажет пару ласковых про отцов-командиров, про бесконечную усталость (о ней все говорят), про страх и голод, но не перед детской аудиторией. Здесь любой будет чувствовать ответственность за свои слова, и будет стараться говорить ГЛАВНОЕ. А в том, что война девальвировалась, вина, в том числе, и учителей. Дети будут чувствовать, как вы относитесь к проблеме, и будут относиться так же. Они все чувствуют, это Тамара Эйдельман тоже правильно подмечает в интервью.

Далее журналистка спрашивает, зачем все это делалось. И Тамара Эйдельман отвечает следующее: «Я не думаю, что кто-то это делал специально. Но все, к чему прикасалась советская система, превращалось во что-то бесчеловечное. Я не сомневаюсь, что были люди, которые это делали искренне. Но общая схема обращала все в «галочку»». А вот оно, ради чего и был затеян  разговор про войну. Началось! Сколько всего бесчеловечного делала советская система: всеобщее образование и доступная медицина, собственная промышленность и сельское хозяйство, детские сады и бесплатные квартиры, которые можно было получить по очереди, космическая программа и устойчивые внешнеполитические позиции. Ах, да, это же «комиссары в пыльных шлемах» стояли с наганами за спиной! Или нет, «все вопреки» делалось! А почему сейчас «вопреки» ничего подобного не делается? Или пора «комиссаров» обратно звать?

Уважаемый учитель истории с тридцатилетним опытом работы жонглирует словом «система», не понимая, что система — это взаимосвязь элементов, всего лишь. Человечной или бесчеловечной ее делают люди. Один учитель позовет ветерана на встречу и уйдет в учительскую чай пить чай и  поставит «галочку» в журнал. А другой проведет эту встречу так, что она запомнится и поможет подростку познать подлинные смыслы и ценности.

«Сейчас стоит сделать шаг в сторону, и начинаются возмущенные возгласы — мол, «оклеветали подвиг советского народа»», — заявляет Тамара Эйдельман. А в какую сторону, позвольте спросить, вы лично  хотите сделать шаг? Если в сторону откровенных гебельсовских трактовок и мифологем, то да. Причем, возмущенные возгласы будут со стороны «низов», «верхи» вас поймут. Рассуждая дальше, Тамара Эйдельман говорит: «К сожалению, в наш разговор о войне (на всех уровнях — в школе, книгах, в пропаганде, спектакле) вмешивается в лучшем случае просто молчание, когда не говорят про важные вещи. Например, про заградотряд или про катастрофу советских войск под Харьковом. А бывает осознанное вранье, как про панфиловцев».

Ну, про «панфиловцев» не столько вранье, сколько миф. Дивизия была, есть какие-то немецкие документы, есть сомнительная статья журналиста. Да и бог с ним, миф и миф, хоть и красивый. А вот страшное слово «заградотряд» в данном контексте  говорит лишь о том, что Тамара Эйдельман не читает документы и не представляет, чем занимались заградотряды. Нет, они не стреляли в спины, как в михалковских киноэпопеях. Потому что это опять-таки за гранью здравого смысла. Задача заградотрядов заключалась в том, чтобы останавливать паническое бегство войск, расстрелу подлежали инициаторы паники, а не все подряд. И уж, конечно, «учитель истории» ни за что не поверит, что были многочисленные случаи, когда заградотряды возглавляли воинские подразделения, лишившиеся командного состава, и успешно сдерживали наступление немцев. А знаете, почему? Потому что задача заградотряда – организация последнего рубежа обороны. Вот это уже не «вранье», а факт, но, как вы понимаете, детям об этом говорить не стоит.

Вот еще один вариант  хитроумной подмены: «…говорить, к примеру, про холокост, сталинские репрессии надо: это естественно. И ужасно, что о таких вещах часто не знают ни взрослые, ни дети».  – По сути, это один из  вариантов аргументации, помогающей  уравнять  коммунизм и нацизм. Нас  в очередной раз пытаются убедить, что уничтожение людей по национальному признаку и работа силовых структур по выявлению преступных элементов (мы не обсуждаем причины, масштаб и трагических репрессий в СССР 1930-х годов, просто уточняем их суть) – это одно и то же.

«Кроме этого, важно помнить, что война — это то, что происходит с людьми, а не передвижение танков. Конечно, важно знать, каким фронтом командовал Конев, каким — Жуков, как двигались танки под Прохоровкой. Дети должны иметь представление, что такое Сталинградская битва, что такое Курская дуга. Кстати, и что такое Перл-Харбор, и что такое высадка союзников в Нормандии тоже!», — говорит Тамара Эйдельман. Вот опять пример ложных дихотомий: «война это люди, а не танки». Нет, уважаемый учитель истории! Война – это и люди, и танки, и внешняя политика, и экономика, и внутренние политические и социальные процессы каждой страны-участницы войны. Это море факторов. А как вы уложите все это в отведенные вам урочные часы – это уже ваше мастерство. Хотя, судя по тому, сколько часов истории отводится в современной школе этой теме, можно сказать, что, да, дети в лучшем случае будут иметь смутные представления и о Сталинградской битве, и о Курской дуге, и о союзниках, да и вообще о войне.

Кстати, о людях. Вот, что имеет в виду Тамара Эйдельман: «Например, есть воспоминания Николая Никулина — страшные, жуткие, в которых показана вот эта грязная, ужасная война. Важно показывать детям вот такие кусочки воспоминаний, но не заваливать ими».

Уму непостижимо, почему на каждый День Победы все уважающие себя «интеллигентные» люди считают своим долгом достать воспоминания искусствоведа Н.Никулина, выложить огромные куски из этой книжки в сеть и пафосно заявить: «Вот она правда-то!»

Другая «священная корова» – «У войны не женское лицо» С. Алексиевич, работа, в которой неоправданно  много внимания уделено физиологической стороне жизни людей военного времени. Настолько много, что уже и обесценивается героизм всех причастных к войне и Победе. Но почему никто не машет воспоминаниями К. Рокоссовского? Или маршал Советского Союза, герой, не знал  «всей правды» о войне? Ну да, а солдату из окопа видней.

Не умаляя боевых заслуг ни одного из прошедших войну, хочется сказать учителю истории, что воспоминания – это не документ, не исторический источник и никогда таковым не являлись. Это азы, которым учат на первом курсе истфака. Воспоминания – это субъективный опыт отдельного человека, но на уроках истории мы не изучаем людей и их переживания и опыт. Это важная составляющая, но не основная. Если следовать этой логике, то для полноты картины нужно изучать воспоминания ВСЕХ участников войны:от Сталина и до подростка на заводе в тылу. Что предлагает Тамара Эйдельман? Давать детям всего лишь «кусочки» из воспоминаний, которые она считает правдивыми, чтобы сформировать у детей верное представление о войне. И бесполезно спрашивать, почему воспоминания Н. Никулина – это правдиво, а воспоминания, например, художника В. Зотеева, которые я держу в руках и в которых не найти того бесконечного нытья и поливания грязью всего советского, нет. Просто учитель истории берет на себя ответственность определять, где правда, а где – ложь. Но здесь возникает один нюанс: в этом случае он уже не учитель, а пропагандист.

«Например, меня последние годы волнует вопрос, который у нас практически никогда не поднимается, — о массовых изнасилованиях немецких женщин. Я не уверена, что это имеет смысл подробно обсуждать в классе. Но о том, как вела себя Красная армия в Кенигсберге, в Берлине, нужно поговорить».

Да-да, трогательная забота Тамары Эйдельман о «миллионах изнасилованных немок», миф о которых пустили уже в 70-е годы сами немки, а у нас этот миф радостно подхватили все, кому не лень. Симптоматично, что судьбы изнасилованных советских женщин ее не волнуют, и судьбы миллионов замученных советских детей, и то, как вела себя армия вермахта на оккупированных  территориях, Тамара Эйдельман как-то не особо стремится в классе обсуждать. Ее это не волнует. И вновь мы видим, что учитель истории работает как рупор пропаганды определенных политических кругов.

Учителю истории не интересно читать документы, в которых говорится, что преступления, совершенные военнослужащими Красной армии на территории Германии, имели характер редчайших эксцессов, а не массового явления. Учителю истории не интересно изучить источники, в которых указаны крайне жесткие наказания для мародеров и других нарушителей нравственных  норм. Жесткие наказания действительно применялись и способствовали сохранению морального облика личного состава.

Да зачем ей это изучать? Задача Тамары Эйдельман уравнять фашистский вермахт и Красную армию в глазах школьников, донести мысль, что победители такие же убийцы, насильники, мародеры, как и захватчики. Никто не оправдывает преступления советских солдат, которые имели место, но  жестко пресекались и наказывались. Но лично мне даже страшно представить, что творилось в головах тех, кто потерял на войне все: семью, детей, дом. И вот они приходят в Германию. ..Какие чувства и мысли их посещают?  Нет, Тамара Эйдельман не хочет говорить с детьми  о том, что при всех потерях, боли и трудностях советские воины  не вели себя в Германии так же, как нацисты в Советском Союзе, в большинстве случаев они не просто оставались людьми, но и проявляли примеры великодушия. И об этом тоже рассказывают  документы.

Но пропагандистская пластинка все  крутит и крутит свой фальшивый мотив. И Тамара Эйдельман вторит ей, не замечая, что в разряд скотов-красноармейцев, насиловавших всю Германию, вкупе причисляет и своего дедушку. Ну а как иначе? Он же красноармеец,  фронтовик…

Вот еще сетования учителя истории «…. у нас абсолютно забыта Первая мировая война, которая в западном мире имеет огромное значение. Забыта, потому что в советское время говорить о героях Первой мировой войны значило говорить о белых эмигрантах. Между тем это важнейшее событие, перевернувшее весь мир и изменившее культуру».

Ошибается Тамара Эйдельман. Разница между Первой и Второй мировыми войнами не в каких-то героических белоэмигрантах, а в том, что эти два конфликта имеют принципиально разное значение для нашей страны. Первая империалистическая война  —  это,  по сути, драка за мировое господство и колонии. Вторая мировая (Великая отечественная война) – освободительная, священная война с нацизмом как с идеологией абсолютного зла.

«Сталин не выиграл войну. И я всеми силами готова это подтверждать, говорить на эту тему и показывать детям. Войну выиграла Красная армия, люди, командующие, союзники, про которых тоже забывают. Сталин только мешал. Это очень легко можно доказать, посмотрев на то, какие он указания отдавал».

Эти спекуляции на неоднозначном  образе генералиссимуса  — один из манипулятивных приемов, способов увести внимание слушателей  в сторону – от главного: от героического подвига и трагических потерь всего нашего народа и армии.  Из такой  однобокой логики, естественно же, следует, что Петр I мешал вести Северную войну, Александр I только путался под ногами у М. Кутузова со своими указами в войне с Наполеоном, а в Великой отечественной советский народ победил назло Сталину! А, может быть, все-таки Тамара Эйдельман на самом деле препятствует ученикам  получать объективные знания по истории?  Не умеет сама и не приучает ребят развивать  диалектический подход – способность видеть прошлое и настоящее не в бинарном ракурсе (черное или белое), а во всем полифоническом звучании  событий,  личностей, их разных сторон (и светлых, и серых, и темных) и самих процессов и тенденций потока мировой истории.

Но как ни парадоксально,  с финальным выводом учителя истории я … соглашусь.  Но не с тем, что, говоря о ВОВ, нужно заниматься самобичеванием и скорбеть. (Почему бы не поскорбеть после победы на Олимпиаде какой-нибудь? Спортсмены же страшно травмируются… )

День Победы – это праздник. Но, действительно, не из  тех уст звучит «победная» риторика. Люди, которые на День Победы закрывают Мавзолей цветными картонкам, какое отношение к этому празднику они имеют? Это не «мы» победили, это «они», наши славные бабушки и дедушки, победили. И «деды воевали» не за ту страну, в которой мы сейчас живём, а за ту, которую они уходили защищать с Красной площади.

И в заключение хочу задать нам всем вопрос: Что мы должны сделать, чтобы потомки Героев никогда не смели  умалять их заслуги, осквернять память и священное значение самой Великой Победы? —  Чтобы никогда «учителя истории», выросшие и получившие образование в стране, победившей нацизм, не формировали кощунников, подобных бездумному «Коле  из Уренгоя»?