Еще одна интересная статья – интервью с Д. Кореняком, директором социального реабилитационного центра для несовершеннолетних «Возрождение» (Москва). Казалось бы, речь идет о частной, хотя и больной проблеме: о наркотиках, на которые массово «подсаживаются» школьники. Но проблема гораздо глубже, и Д. Кореняк, на наш взгляд, касается самых ее корней ― потребительского отношения к жизни. Когда ребенок «подсел» на безудержное потребление – до наркотиков остается один шаг. А многие ли родители это понимают? И не подают ли детям пример безудержного потребления, когда главным становятся деньги и «успех»?
Приводим статью в сокращении.
— Почему вы считаете, что разговор о наркотиках в СМИ — это пропаганда? Разве родители не должны знать, какие новые вещества появляются или как понять, что ребенок начал употреблять?
— Почему? Я считаю, что надо предупреждать родителей. Но отдельно. А профилактику чаще всего проводят именно на подростках, а она не эффективная. Если подросток употребляет, он и сам об этом знает лучше, чем любой доктор. А если не знает, то и не надо возбуждать интерес. Вот вы рассказали: «Это наркотики». И что дальше? Человек раньше даже не задумывался об этом, а теперь начнет: «Да, наркотики, действительно». Как ни пугай подростка, у него все равно возникнет желание попробовать и проверить.
Мы заигрываем с этой темой и вызываем к ней интерес. Все эти рассказы звезд: «Я употреблял, но завязал», — вообще реклама наркотиков. «Вот он употреблял, а теперь такой красивый, успешный. Наркотики, может, помогли ему стать звездой? Вот и я, если что, могу поупотреблять, а потом брошу, как он».
— Должны ли знать родители, что существует снюс, насвай, азот и так далее?
— Да, конечно.
— Откуда тогда, если не из СМИ?
— Родителей надо собирать на родительские собрания. Нас приглашают — мы выступаем, рассказываем. Когда вы снимете об этом телепередачу и пустите по центральным каналам, как убедиться, что это родители смотрят, а не дети?
Давайте оставим СМИ, вот образование. Нам надо для галочки провести мероприятие, что мы поборолись с наркотиками. Эта галочная педагогика и приводит к тому, что мы в детях только интерес к этому разжигаем. Никакого толку от этих бесед нет как такового.
Когда ребенок не знает слова «нет»
— А от чего есть толк?
— Давайте с самого начала. Я считаю, наркомания — это вишенка на торте, это квинтэссенция лозунга «Жить надо в свое удовольствие». Этот лозунг сейчас пронизывает, к сожалению, все слои нашей жизни.
У нас культивируется культура потребления, когда все привыкли к «дай» по принципу «я хочу». И постепенно «я хочу» становится законом. Законом становятся мои желания, мои потребности. А то, что я что-то должен — про это тишина. «Мама, я хочу вот эту игру», «мама, купи телефон, у всех в классе есть», «мама, мне хочется туфельки как у Вики».
— Потом — раз, и легкие наркотики сразу?
— Да. Раз, и легкие наркотики. Когда ребенок не знает слова «нет». Когда ребенок привык к тому, что его желания главные.
— Так где все-таки граница между айфоном и наркотиками?
— В том-то и дело, что нет границы. Когда ты привыкаешь к тому, что ты — центр вселенной, ты вообще не задаешься вопросом, чего хотят другие. Это и есть основа потребления, потому что наркотики — просто еще один способ получить кайф.
Когда я начинал заниматься наркоманией в 1994–1995 году, были другие наркотики. Только-только железный занавес открыли, у нас в школах потребляли, шприцы валялись. Был тренд наркобизнеса быстрее всех посадить на иглу и заполучить тем самым вечных клиентов.
— Сейчас все иначе?
— Да. Началась профилактическая работа. Наркобизнес это понимает, и есть его новый ответ — так называемые «легкие наркотики», где снижен порог первой пробы. Когда попробовать первый раз легко, и, кажется, никаких последствий, никаких ломок, никакой зависимости физической у тебя нет. Ты через три часа трезвый, красивый, зрачок нормальный.
— Это какие вы имеете в виду вещества?
— Спайсы, Соли, гашиш. Ты кайф получил, а последствий пока никаких, социальных тоже, родители этого не выявляют. И у детей ощущение — попробовать можно.
— К тому же дети говорят, что снюс — это не наркотик, а табак. И в Швеции он разрешен.
— Да, совершенно верно, но это наркотик. Как и сигарета. Конечно, наркотик.
— Задача наркобизнеса — подсадить на легкие наркотики?
— Да, чтобы у детей исчез психологический барьер.
Некоторые родители смотрят на это как на баловство. У нас, знаете, сколько этих случаев? Приходит мальчик, говорит: «Вот я сижу на таких-то наркотиках». Через некоторое время выясняется, что его друг тоже употребляет. Мы говорим: «Вот телефон, звони маме своего друга». Он звонит: «Тетя Тамара, мы вместе с вашим Вовкой употребляли. Мне сейчас помогают, давайте ему тоже помогут». Мама нам говорит: «Вы клевещете на мою семью. Мой сын хороший, я ему верю, это его друг торчок». Проходит месяцев шесть-семь, она находит сына с передозом на лестничной клетке, бежит к нам: «Спасите!»
На что обращать внимание? На то, что ребенок становится чужим, начинает грубить: «Не лезь в мои дела». Ведет себя вызывающе. Все начинается с этого.
— Многие это на подростковый возраст списывают.
— Нет. Что за подростковый возраст, когда можно хамить и грубить? Это ни в каком возрасте нельзя делать. Потом родители чувствуют, что рядом с ними чужой человек. У него нарушается режим сна. Зрачок раньше можно было смотреть. Но это уже все прошло.
— А сейчас я вижу одноклассника своего сына, про которого я точно знаю, что он каждый день употребляет снюс, но по нему не поймешь. Сложно родителям.
— Родителям сложно. Поэтому тут трудно дать универсальную формулу. Если у вас любые сомнения, сделайте анализ крови на токсикологию, который точно покажет, что там есть и чего там нет.
«Мы не можем выносить сор из избы»
— Поскольку изменился характер первой пробы, то значит ли это, что больше детей вовлекается?
— Конечно. Я считаю, что больше половины к девятому классу попробовали так называемые легкие наркотики. Благодаря легкому доступу и желанию все попробовать.
Стопоров нет. «Я хочу быть в центре мира», и все. Скажи сейчас современному подростку: «Делай то, что должен». — «Я никому ничего не должен! Я че хочу, то и буду делать». Это и есть формула наркомана. Наркоман так живет.
— Как вы оцениваете реакцию школ на то, что дети употребляют тот же снюс?
— Во-первых, школ нет, их давно извели. Есть центры образования. Раньше типовой устав школы подразумевал воспитательное воздействие. А центр в приоритете оказывает образовательные услуги. Воспитание, говорят, это не наша функция, пусть семья воспитывает.
— Образовательное учреждение вообще-то отвечает за психологическое и физическое здоровье ребенка. Значит, что-то должно делать, когда появляются наркотики.
— Для этого надо признать проблему. Но никто не хочет. Школа говорит: «Все в порядке». Пока у них кто-нибудь не передознется на пороге, все будут говорить: «Мы к этому отношения не имеем, у нас все хорошо».
— Подобное было в вашей практике?
— Я вам только что приводил пример, когда мы говорили маме, что ее сын употребляет. Со школами то же самое. Они неофициально говорят: «Ну, мы знаем. Да, у нас такое есть». Мы отвечаем: «Давайте соберем родителей, что-то сделаем с этим». Они говорят: «Мы не можем выносить сор из избы».
— Прямо так учителя вам и говорят?
— Да, но не учителя в основном, а администрация. Как раз учителя идут наперекор, они звонят: «У нас мальчик, давайте ему поможем». Но если директор признает, что у него в школе есть наркотики, проблемы начнутся уже у него. А еще важно, что он и ничего с этим поделать особенно не может, у него механизмов никаких нет.
— У школы рычагов совсем никаких нет?
— Конечно. А какие? Что она может сделать? Только вызвать родителей и сказать: «Ваш сын — наркоман, поэтому забирайте его документы, или хуже будет». Родители, поникнув головой, забирают документы и уходят.
— В соседнюю школу.
— Да. Такое бывало много раз. Хотя если родители грамотные, то и отчислить очень трудно.
Какие еще механизмы? УВД задерживает подростка в состоянии употребления. Что оно сделает? По закону они должны составить протокол об административном правонарушении, но тогда к ним придет прокуратура и скажет: «Раз у вас есть протокол о том, что несовершеннолетний употребил психоактивные вещества, вы должны возбудить уголовное дело против неизвестного лица, продавшего наркотики». А это заведомый висяк.
Поэтому протокол часто не составляют. С КДН то же самое. Если заявить, что на участке наркомания, дальше-то что с этим делать? Никакого принуждения государства к реабилитации нет, влияния нет, мы беззубые.
«Почему я должен? Что ты хочешь от меня?»
— По-вашему подросток выходит всесильным, а вокруг него все бессильны — и учителя, и полиция, и родители.
— Да. Именно так и получается, к сожалению. И начинать менять это надо с законодательства. А для этого опять-таки надо признать проблему.
— Но подросток нуждается в помощи. И все взрослые не могут помочь.
— Система не может, государство не может, но люди, которым он не безразличен, могут. А для этого они должны начать что-то делать. Например, перед тем, как ребенок придет к нам на реабилитацию, мы 2–3 месяца готовим родителей. Чтобы они заняли правильную позицию, какие-то взгляды поменяли, чтобы поняли, что есть проблема. А не как посылку сдали сына.
— «Вот вам подросток, сделайте с ним что-нибудь».
— Да, с ним сделайте, а у нас все хорошо. Употребление начинается не когда он снюс за десну пихает. Оно начинается в семье.
— Но много детей из хороших семей с такой проблемой.
— Хорошая семья — это что значит? А с какими ценностями? Какие книги они читали с сыном? Какие фильмы смотрели? О чем говорили? Во что верили? В мире, где правят деньги и все покупается и продается, считается хорошим, когда есть достаток в семье, все одеты, обуты и сыты. Но ведь этого мало! Главное — что с душой происходит.
Там, где ценности заложены, даже реабилитация идет лучше. Но сейчас много идет к нам детей пустых, кто про слово «надо» вообще не слыхал.
— Это в чем выражается?
— В том и выражается. «Почему я должен? Что ты хочешь от меня? Мне плевать на твои чувства — главное, чтобы мне было хорошо».
— Подмести не могут или посуду помыть?
— Посуду помыть некоторых приходится учить, и кровать заправлять, стирать. Все это дома делают мамочки. А мы этому учим. Мы с этого и начинаем.
Компромиссы играют на руку наркотикам
— Почему вы вообще этим стали заниматься?
—Я всю жизнь занимался детьми. Мне интересна была именно реабилитация как педагогическая задача. По сути, это такое современное терапевтическое общество, что-то типа коммуны Макаренко в наши дни. Это мне и было интересно всегда. Я водил подростков в горы, в походы, во всякие приключения, в большие ролевые игры и так далее. И смысл всегда был в том, чтобы за счет самоорганизации подростков формировать у них правильные качества жизни. Мы сначала считали себя крутыми психологами, думали, что быстро все разрулим с наркотиками. Быстро не получилось.
— Почему?
— Потому что так не работает, потому что надо не просто внутри какое-то движение поймать, а потом еще жизнь поменять, научиться отдавать. Человек перестает потреблять, когда начинает отдавать, когда начинает служить идее, людям, Богу, это и есть настоящая альтернатива потреблению. Привести к этому — это целая долгая история, и она очень интересная.
— За 20 лет вы на какие грабли наступали? Если вспомнить, как начинали и что поняли для себя, какие открытия сделали?
— Есть вещи, к которым должна быть нетерпимость. Сейчас я понимаю, что есть вопросы, в которых надо быть очень жестким в решениях. У нас в доме пять основных правил, и если человек их нарушает, то исключается из программы. Всегда очень трудно кого-то исключать, потому что ты понимаешь, что там ничего хорошего не ждет, всем хочется компромисса. Эти компромиссы играют на руку наркотикам.
Вести себя достойно в жизни
— Рассказывая о центре реабилитации, о чем говорите в первую очередь? На что он похож?
— Я бы сказал, что это как «Флаги на башнях» Макаренко, просто в современном варианте. Это сообщество, в котором ребята учатся так взаимодействовать друг с другом, что начинают от потребления уходить в отдачу. Все направлено на это — и творческий блок на это направлен, и то, как они учатся: начинают думать сначала о каком-то деле, потом о человеке, потом о людях, потом вообще о целом сообществе. Так шаг за шагом они продвигаются от зацикленности на себе к тому, чтобы служить — людям, идеям. Перестать потреблять и начать тратиться.
— Через сколько лет считается, что человек вылечился?
— Через год. 15 лет центр существует, мы всех отслеживаем. Но отсутствие употребления — не главный критерий. У нас есть законы чести выпускника. Люди живут по этим законам, а это больше, чем не употреблять — это еще поддерживать теплые отношения с семьей, например.
— Какой самый главный закон чести?
— Вести себя достойно в жизни.
— Это не конкретно.
— Нельзя конкретно все шаги расписать.
«Я не согласен жить по вашим правилам»
— Достаточно ли родителям просто привезти сюда ребенка и выдохнуть?
— Вот вы выяснили, что ваш сын употребляет. Что дальше? Дальше надо жизнь перестраивать, надо что-то менять в ней — а это то, к чему редко готовы современные родители, потому что у нас и здесь все хотят кайфа. Все считают, что брак — это кайф, что дети — это такой кайф, все хотят удовольствий. Мы хотим, чтобы все было легко и красиво. Да, дети — это счастье, цветы жизни. Но они же требуют для себя внимания и работы души.
— Понятно, то есть выдохнуть не получится.
— У нас есть целое отделение социальной диагностики, которое занимается именно коммуникацией с родителями. Оно мотивирует родителей и детей, чтобы они что-то начали менять, чтобы папа с мамой по-другому начали разговаривать с ребенком, чтобы он в итоге дал согласие на то, что он все понимает и готов на реабилитационную программу. Это длительный путь, непростой.
— Вы действительно не берете тех, кто не согласен?
— Как мы их можем взять? Они здесь посылка, что ли? Возьмите своего ребенка, привезите куда-то и оставьте. Как это?
Вон у нас мальчик в изоляторе сидит, который говорит: «Я не хочу. Все, я жду родителей, они приедут, и я поеду с ними домой, я не хочу здесь оставаться». Мы же не можем его заставить. У нас же не тюрьма. Вообще, он свободный гражданин, почему мы должны запирать его где-то против его воли?
Дети просто родителей посылают
— Это ведь самый сложный вопрос, как помочь человеку, который сам этого не хочет? Просто невозможно смотреть, как ребенок падает в яму по собственной воле.
— Один из самых сложных. У многих процесс разрушения так далеко зашел, что дети просто родителей посылают: «Идите лесом, а я пойду и буду жить у своих друзей. Мне вообще ничего не надо от вас, я хочу употреблять, хочу жить, как хочу, хочу свободы». Хочу, хочу, хочу…
— Что тогда делать родителям, что делать школе?
— Во-первых, правду говорить. В наркотиках всегда ложь. Подросток вынужден выкручиваться, скрывать, все делается тайком. Первое, что этому противопоставлять — честность. Я бы собирал родительское собрание и говорил откровенно: «Никого не хочу обвинять, просто считаю, что все дети наши. Давайте думать».
Можно предложить взять тест у всего класса. И никому, кроме родителей, не показывать. И если выяснится, не надо прятать голову в песок, а работать с этим. Только надо быть честными друг с другом, объединиться.
— Думаете, это может быть эффективным способом?
— Да, думаю, что прямой и честный разговор всегда эффективен. А что еще делать?
— Просто ощущение какой-то беспомощности. Учителя разводят руками, родители говорят: «Да, у него вейп, но это не запрещено». Все родители разные. У кого-то дети в кальянную ездят с 8-го класса.
— Соберите собрание и обсудите, что такое вейпы. Родители любят кулуарное общение, потому что не хотят скандалов. На эту тему все боятся правды. Все считают, мол, ладно, рассосется. И за голову хватаются, только когда дети в Склиф с передозом попадают. Уже поздно тогда про беду говорить. Тогда уже надо о реабилитации задумываться. Надо как-то не доводить до этого.
Вообще, когда люди объединяются, начинают говорить правду, перестают это замалчивать, то начинается какой-то процесс.
— Сейчас есть похожие примеры?
— Нет у нас таких примеров. В большей степени все озабочены показателями, потому что сейчас деньги платят за них, а не за то, что ты спас кого-то от наркотиков. Администрация озабочена, чтобы был хороший рейтинг и не было штрафных баллов.
— Дайте родителям какое-нибудь напутствие. Что им все-таки делать, кроме того, что пытаться налаживать контакт и быть ближе подростку?
— Вы все правильно говорите: налаживать контакт, быть ближе, выстраивать теплые доверительные отношения — все важно. Но еще важнее — не прячьте, родители, голову в песок, когда проявляется беда, когда вы чувствуете — что-то не так.
В. Дикарева, Е.Эрихман
Источник: https://www.pravmir.ru/ya-nikomu-nichego-ne-dolzhen-pochemu-deti-podseli-na-snyus/?utm_referrer=https%3a%2f%2fzen.yandex.com&utm_campaign=dbr