Об одном важном социально-психологическом законе

Заметка-размышление нашего коллеги А.В. Иванова — об убеждении и принуждении, о власти и народе, свободе и покорности. Это вечные темы, и значит, выводы применимы к любой ситуации, — в том числе, к сегодняшней.

Существует очень важный и практически не знающий исключений социально-психологический закон, проявляющийся на уровне межличностных отношений, межкультурных и межгосударственных связей, а также, что особенно важно, на уровне взаимоотношений народа и государства.

Он категорически запрещает навязывание отдельной личности, социальной группе или обществу в целом каких-то идей, ценностей и моделей поведения, которые не встречают у них внутреннего отклика и потому вызывают отторжение. Любопытно, что это сознательное или бессознательное неприятие того, что насильно навязано извне, даже не зависит от того, ложными или истинными, порочными или благими являются эти идеи или ценности. Результат будет один и тот же: активное нежелание этим внешним принудительным регулятивам следовать. Более того, здесь возникает стремление поступить вопреки тому, к чему тебя насильственно склоняют.

Этот феномен хорошо известен в педагогике. Соблазн грубо принудить сына или дочь к благопристойному поведению или ответственному отношению к учебе — сплошь и рядом дает противоположный результат противные ожидаемым. Ребенок начинает грубить родителям и учителям, демонстративно прогуливать уроки и, в конце концов, духовно отстраняться от отца с матерью.

Нечто подобное происходит, когда реальные достижения одной национальной культуры начинают насильственно насаждать на совсем иной культурно-национальной почве. Так было во времена классического европейского колониализма или при петровских реформах в России. Даже если это и дает в итоге положительный эффект, — когда политически и технологически отсталая страна, что называется, «цивилизуется», — то в любом случае подобный процесс всегда сопровождается расколом общества, личностными трагедиями и ненавистью к власти со стороны огромных масс населения.

Насильственно творимое добро всегда порождает зло, причем мера этого зла очень часто перевешивает все благие результаты. Прав Э. Фромм, который писал, что «если человека лишить свободы, он станет либо покорным и безжизненным, либо неистовым и агрессивным». (1)

В художественной форме этот ценностно-психологический феномен «отторжения от насильственного добра» был проанализирован Ф.М. Достоевским в «Записках из подполья». Там главный герой (не вызывающий, правда, никакой симпатии!), поднимает настоящий бунт против этики рационально-принудительного добра, прямо заявляя, что он намеренно, вопреки всяким рациональным аргументам и даже вопреки своему возможному   счастью, будет совершать аморальные действия. Лишь бы сохранить автономию личности и свободу выбора.

«Да осыпьте его всеми земными благами, — говорит устами своего персонажа Ф.М. Достоевский, — утопите в счастье совсем с головой, так, чтоб только пузырьки вскакивали на поверхности счастья, как на воде; дайте ему такое экономическое довольство, чтоб ему совсем уж больше ничего не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники и хлопотать о не прекращении всемирной истории, — так он вам и тут человек-то, и тут, из одной неблагодарности, из одного пасквиля мерзость сделает. Рискнет даже пряниками и нарочно пожелает самого пагубного вздора, самой не экономической бессмыслицы, единственно для того, чтобы ко всему этому положительному благоразумию примешать свой пагубный фантастический элемент. Именно свои фантастические мечты, свою пошлейшую глупость пожелает удержать за собой, единственно для того, чтобы самому себе подтвердить (точно это так уж очень необходимо), что люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши…». (2)

И уж тем более, люди будут яро доказывать, что они не «фортепьянные клавиши», если их принудительно склоняют к действиям или образу мысли, которые кажутся им сомнительными, представляются   основанными на лжи или вредоносном умысле. В этом случае возможны полное отчуждение широких слоев народа от власти и социальные потрясения, а также глубокий раскол внутри самого общества, ибо принявшие правила игры «покорные и безжизненные» будут со своей стороны требовать от государства принятия действенных мер против «неистовых и агрессивных», угрожающих их спокойному существованию.

Предвидя подобные угрозы и риски, рациональная государственная власть должна и действовать рационально.

Во-первых, ей необходимо самой убедиться, что ее требования, предъявляемые к обществу, являются истинными и объективно идущими людям во благо. Это, в свою очередь, подразумевает внимательный и всесторонний учет позиции научных экспертов, представляющих разные научные школы и занимающих в данном вопросе противоположные позиции. Лишь объективное взвешивание научно обоснованных альтернатив обеспечивает истинность принятого властного решения и положительный характер получаемых социальных результатов.

Во-вторых, если только дело не касается пограничных ситуаций (типа войн, мятежей, стихийных бедствий и повального мора), где надо действовать быстро и радикально, — то перед принятием ответственных властных решений надо объективно выявить настроения широких слоев населения. Если решение явно непопулярно, то надо трижды взвесить целесообразность принуждения. Иначе в результате, с одной стороны, как говорилось выше, возможно полное отчуждение наиболее пассионарной части общества от власти и ее агрессивное сопротивление непопулярным мерам. А с другой, — превращение оставшейся части в безликих и покорных обывателей, безропотно принимающих любой государственный произвол. (3)  Раскол общества на радикалов и социальных «адаптантов» всегда грозит хаосом и деградацией.

В-третьих, всегда и со всех сторон предпочтительнее государственное убеждение, а не принуждение; рациональные аргументы, а не пропагандистские заклинания; спокойная демонстрация проверенных фактов, а не их сокрытие и запугивание   недовольных.  В этом случае уважаются свобода и достоинство человека, и, следовательно, объективно уменьшается как число «неистовых и агрессивных», так и «покорных и безжизненных», что идет во благо и обществу, и государству.

В-четвертых, рациональность и твердость власти проявляется не в том, чтобы продавливать свои решения любой ценой, а в отказе от решений, фактически обнаруживших свою ошибочность. Ничто так не повышает авторитет государства в глазах разумных и ответственных граждан, как его публичное признание своих ошибок и воля к их исправлению; равно как ничто так не направляет свободную волю сознательных граждан к добру, миру и социальному созиданию.

В результате таких рациональных действий власти   перестает работать разрушительный социально-психологический закон «отторжения человека даже от насильственно навязываемого добра». И начинает действовать закон прямо противоположный – «синархии государства и народа», когда воля первого является отчужденной волей второго, действующей в его объективных и долгосрочных интересах.

  1. Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993, с. 288.
  2. Достоевский Ф.М. Соч. В 10 т.Т.4. М.,1956, с.158.
  3. В случае деспотического, т.е. иррационального по своим целям и методам существования, государства второй результат как раз является крайне желательным. Но в любом случае такой режим заканчивает историческим крахом, неизбежным развенчанием и осуждением правящих элит.

А.В. Иванов, д.ф.н., профессор,

директор ЦГО ФБГОУ ВО Алтайский государственный

аграрный университет