Яд сквернословия

Россия насквозь пропиталась матерщиной. Мат звучит на улицах и в общественном транспорте, обрушивается на нас с экранов телевизоров и бьет по глазам со страниц печатных изданий. Матерятся сегодня, увы, не только извозчики и грузчики, а политики и артисты, писатели и телеведущие.

Мат вроде как придает языку пикантность; общению — доверительность и живость; выражению мысли — смелость и остроту. Более того, сквернословие сегодня почти узаконено «наукой», ведь массовыми тиражами издаются словари русского мата, по мату защищаются диссертации и проводятся научные конференции. «Надо воздерживаться от всяких осуждений и беспристрастно изучать объективные тенденции развития разговорного и литературного языка» — можно услышать из уст некоторых филологов. Но такая псевдообъективная позиция патологию возводит в норму и фактически «научно» узаконивает порок. Все чаще можно встретить и рассуждения следующего содержания: «Мат — это не ругань, на нем уже говорят массы людей, а следовательно, и бороться с ним бесполезно». Здесь нас, в сущности, призывают безропотно мириться со злом и оправдывать свое человеческое слабоволие. В результате подобного общественного и государственного попустительства происходит нечто совсем уж недопустимое: родители бесстыдно сквернословят в присутствии маленьких детей; а юноши и девушки преспокойно обмениваются матерками в межличностном общении. Даже в школах и университетах ядовитой пеленой повсюду висит мат.

Что нас ждет впереди, я недавно явственно ощутил на экзамене по философии. Один студент тщетно пытался выдавить из себя хотя бы пару осмысленных фраз, а потом сказал, помявшись, что к экзамену готовился, но не может выражать свои мысли… без мата. «Не хватает связующих слов!» — честно признался он. Предложенный мной ради любопытства тест по философии он заполнил галочками на твердую тройку. Явил, так сказать, абстрактную осведомленность.

Все это, увы, не смешно. Массовое сквернословие — один из самых зримых показателей нарастающего культурного одичания и нравственной деградации общества. «Что на уме, то на языке» — но, значит, на уме то, что ниже пояса, что, по мысли Достоевского, заставляет человека становиться даже не животным, а чем-то гораздо худшим, чем животное. Зверь хотя бы не съедает самого себя и не разрушает окружающего пространства. У человека же с ядом матерщины неизбежно соседствуют водка и пьянка, низменный похабный хохот и пошлость, грубость в отношениях между полами, жизненная глупость и человеческая подлость. Тьма сквернословия окутывает и разлагает все вокруг; каждое матерное слово будто выделяет ядовитые миазмы гниения. «Никогда не ругайся по-черному», -говорила мне моя покойная мудрая бабушка, а когда однажды я мальчишкой принес с улицы бранное слово, она заставила меня пойти вымыть с мылом лицо и руки. Вслушайтесь в русский язык, который порой мудрее своих суетных носителей: в самом мерзком слове «матерщина» есть, и вправду, нечто черное, сиплое и смрадное — та нечистота духа и тела, от которой хочется поскорее уйти и помыться.

Интуиция духовно здорового человека подсказывает, что матерщина — это нечто заразное и опасное, — и это подтверждается современными научными экспериментами. Они весьма показательны. Если в присутствии растения постоянно сквернословить, то оно быстро засыхает, а вот чтение молитв и классическая музыка, напротив, оказывают самое благотворное влияние на его рост и развитие. Замерзающая при матерщине вода образует хаотическую кристаллическую структуру; а при чтении стихов и молитв — почти идеально упорядоченную. Если представить, что наш организм во многом состоит из воды, то станет понятно, какой непосредственный физический вред наносит сквернослов-кощунник самому себе и окружающим людям. Он есть             источник губительного хаоса и зла в мире. Он духовно и физически заразен в самом прямом и точном смысле этого слова.

На эту физическую — созидательную или разрушительную — мощь слова в свое время обратили внимание П.А. Флоренский и С.Н. Булгаков. Из уст человека, по мысли отца Павла, может выходить или молитва, или хула; им можно воскресить и облагородить, а можно уничтожить и запятнать. Люди должны отвечать за свои слова, поскольку последние обладают непосредственной материально-психической силой воздействия на людей и вещи. Произнесенное слово способно буквально спирально ввинчиваться в человека, преобразуя не только его сознание, но и плоть. С.Н. Булгаков, разделяя позицию П.А. Флоренского, писал: «Если справедливо, что слова имеют известную силу, присущую им самим по себе, даже безотносительно к говорящему, приходится заключить, что произнесение слов, так сказать, освобождение энергии их, вовсе не есть индифферентная (безразличная, нейтральная) вещь. Слова не исчезают бесследно после своего произнесения; но живут своей собственной жизнью, долговечной или короткой, что зависит, конечно, и от самих слов, и от произнесшего. Слова наполняют собой атмосферу, хотя и иначе, но в том же смысле, как пыль, запахи, разные бактерии, недоступные глазу. Они скучиваются в облака, друг с другом сталкиваются и образуют среду, имеющую свои свойства. Почему же думать, что комната нуждается в проветривании после курения табака, но не после некоторых слов?» К сожалению, у нас от матерного смога впору проветривать целые города, если только не всю страну.

Посему можно только приветствовать усилия администраций и общественности Белгородской области, города Иркутска, некоторых других регионов России, которые объявили войну матерщине. За сквернословие в публичных местах там штрафуют, его едко и тонко высмеивают в прессе и по телевидению. Студенты объявляют свои вузы территориями свободными от мата. Фотографии и фамилии ярых матерщинников красуются на позорных столбах и стендах. Если в проведении этой благородной кампании у властей и у народа хватит терпения, воли и мужества, то можно быть уверенным: вскоре повысится не только общий культурный уровень, но пойдет вниз статистика семейных скандалов и разводов, пьянок и преступности, особенно малолетней. Есть один удивительный европейский пример. В Праге с некоторых пор на остановках городского транспорта стала звучать музыка Моцарта. И общий уровень городской преступности стал потихонечку, но неуклонно снижаться. Оно и понятно: совершить преступление или сматериться на порядок проще в атмосфере всеобщего бытового хамства, но втрое трудней, когда звучит божественный Моцарт.

Это большая иллюзия, что корень общественных взлетов и неурядиц следует искать в экономике, а культура — нечто от нее сугубо производное. Дело обстоит прямо противоположным образом, особенно в такой стране, как наша Россия. Нельзя представить здоровой и бодрой нашу Родину без острого чувства несовершенства мира, без искания Красоты, Правды и Добра, без устремленности в будущее — к Новой Земле и к Новому Небу. Нельзя представить мой Алтай — сердце Евразии — без мечты о Беловодье, без пафоса единения различных племен и культур. Сделайте в них ставку на общее культурное оздоровление, на максимальную поддержку науки и образования, музейного и библиотечного дела, искусства и массового спорта, — и вы увидите, как удивительным образом обнаружатся внутренние инвестиционные резервы (культурный человек с радостью отдаст деньги на общее благое дело, а не потратит их на себя, не прокутит в ресторанах и казино), начнет приобретать цивилизованные формы бизнес (просвещенному и совестливому предпринимателю стыдно жировать за границей, когда нищает его страна), возрастут общая культура и организация производства, а в людях пробудится энергия и социальная инициатива. Подчеркну в этой связи еще раз: не низшее в мире определяет высшее, а высшее упорядочивает, стимулирует и придает смысл существованию низшего.

Но для начала… надо хотя бы перестать материться в общественных местах, при детях и в присутствии лиц противоположного пола. И надо находить в себе гражданское мужество останавливать и стыдить взрослых и малых сквернословов, хотя бы так оказывая сопротивление торжествующему мировому злу. Иначе в смердящей тине матерщины не будет здоровых детей, не будет любви и чистоты в отношениях между полами, не будет уважения к матерям и старикам, к народным идеалам и святыням. Не будет подлинной культуры, как стихии Добра и Света, за которыми, собственно, и приходит в этот бренный мир человек, дабы ими напитаться, их сохранить и посильно преумножить.

А. Иванов.